В статье рассматривается ранняя проза Лорки, в частности, «Мистики» с целью определения ее значения для осмысления лирики и драматургии Лорки, его эстетики, философии искусства, впоследствии выраженных в многочисленных лекциях и интервью, посвященных театру, живописи, музыке.
В статье Вера Зубарева проводит параллели между сюжетом «Глубоко обморока» Беллы Ахмадулиной и «Пророком» Пушкина.
Шекспировские сонеты в России стали известны и любимы много позже, чем его пьесы. Впрочем, так же было и в Англии, где в 18 веке их нашли шокирующими. Один из основоположников научного шекспироведения – Джордж Стивенс, выпустив репринт с издания 1609 года, комментировать и заниматься текстологией сонетов решительно отказался, поскольку это сразу повышало бы статус текста, подавая его как классический. Ко всему сборнику он испытывал то, что выразил в отношении сонета 20 – «отвращение и негодование».
Королевич Елисей, сумевший разбить хрустальный гроб и вернуть к жизни царевну. Кто он? В чем его могущество? Что означает это имя в контексте сказки? В Ветхом Завете, откуда Пушкин черпал сюжеты, в том числе и сюжет для своего «Пророка», Елисей, чье имя в переводе означает «Бог спасает», появляется в Третьей книге Царств как помазанник пророка Илии.
«Тайна сада. Об одном стихотворении Беллы Ахмадулиной.» Журнал Нева, №8, 2014.
Много тайн сокрыто в стихотворении Беллы Ахмадулиной «Есть тайна у меня от чудного цветенья…» (1981). Интригуют сразу две вещи в этом «зачине»: во-первых, упоминание тайны, а во-вторых, намек на какое-то загадочное «чудное цветенье»…
После металингвистики М.М. Бахтина и теории дискурса Мишеля Фуко аксиоматическим является утверждение о том, что любая коммуникативно организованная совокупность знаков, протяженно упорядоченная между маркерами начала и конца, представляет собой текст единого высказывания (дискурса), который может нести в себе множество внутритекстовых дискурсов. Текст драматургического литературного произведения являет собой едва ли не наиболее показательную иллюстрацию сформулированного теоретического положения.
В статье речь идет о том, каким предстает человек в изображении Достоевского, Шекспира, Сервантеса, Бальзака и Маканина, каковы сходства и различия между творческим методом Достоевского – «реализмом в высшем смысле» (сочетающим трагедию и сатиру) – и творческими принципами этих авторов. Предлагается новый термин – «реалистический сентиментализм» – для характеристики раннего творчества Достоевского.
Встречая 450-летие со дня рождения Уильяма Шекспира и отдавая должное совокупным усилиям мирового шекспироведения, сумевшего возвести на нескольких песчинках фактографии грандиозное здание непревзойденного величия Великого Барда, осмелимся высказать гипотезу, которая позволит непредвзятому читателю взглянуть свежим взглядом на тексты, созданные великим поэтом.
В статье рассматривается раннее сочинение Лорки «Иегова» с целью выявления ху-дожественного диалога балаганной и мистериальной парадигм. Утверждается, что эстетическая связь драматурга со смеховой культурой окажется плодотворной для последующего творчества.
Carol Apollonio (Duke University) offers a more complex reading of Chekhov’s story, an interpretation that was first explored in a paper that Carol read at the Chekhov Centennial Conference at Melikhovo in 2004.
В статье утверждается, что испанский драматург Федерико Гарсиа Лорка, следуя обозначенным Аристотелем канонам трагедии, используя смежные искусства (поэзию, живопись, музыку, танец), обращаясь к по-этике карнавала, создал произведение, равное по эмоционально-смысловой мощи античной монодраме, в котором показал, что в силу определенных устоев (общественных, религиозных, этических и др.) невозможна гармо-ния бытия человека и жизни природы, что «мир, лишенный способности быть живородящим», отдан во власть смерти. Обращается внимание на эстетическую преемственность художником-модернистом античности.
